В XIX в. шло активное формирование финской нации и национальной культуры. Подъему национального самосознания способствовало отделение Финляндии от Швеции и присоединение ее на правах автономии к России (1809). Национальное движение было одновременно движением антифеодальным и отражало интересы угнетенного большинства (примерно 9/10 населения страны составляли финны, тогда преимущественно крестьяне). Сословному господству шведского дворянства и высшего чиновничества в Финляндии соответствовало доминирующее положение шведского языка и шведской культуры. В первой половине XIX в. языком образования, судопроизводства, администрации в Финляндии оставался шведский язык. В этих условиях борьба за права финского языка имела важное общественное значение, а с нею была тесно связана и проблема развития общенационального литературного языка.
      В 10—20-е годы наметился подъем финского национального движения, проявившийся в литературе как на финском, так и на шведском языке. Возникают периодические издания, постепенно финская литература становится светской по содержанию. В связи с этим усиливается внимание к народному языку. В 20-е годы в литературе начинается длившаяся несколько десятилетий «борьба диалектов», приведшая к обновлению и обогащению литературного языка. В развитии финноязычной литературы это был период, когда самой нужной книгой была нормативная грамматика, создать которую пытались сами писатели.
      В то же время повышается интерес к народной культуре, фольклору, который собирали в 10—20-е годы такие деятели, как А. Шёгрен, А. Поппиус, А. И. Арвидссон, К. А. Готлунд, С. Топелиус-старший, затем Э. Лёнрот. Вслед за появлением сборников народной поэзии возникла идея создания единого фольклорно-эпического свода, реализованная позднее в «Калевале». Еще в 1817 г. Готлунд в одной из статей писал: «... если бы только нашлось желание собрать вместе наши древние народные песни и создать из них стройное целое — будет ли это эпос, драма или нечто другое, мы имели бы нового Гомера, Оссиана или „Песнь о Нибелунгах“, и финская нация, через это прославившись, с блеском и достоинством проявила бы свою самобытность».
      Постепенно вырабатывалась плодотворная точка зрения на значение фольклорного наследия для современной литературы, которая расходилась с обнаружившимися уже в 10—20-е годы консервативными тенденциями идеализации древней народной поэзии, попытками противопоставить ее современному литературному развитию. А позднее, в 40-е годы, полемика против подобных тенденций стала более актуальной и острой.
      10—20-е годы в истории финской литературы отмечены сочетанием продолжавшихся просветительских традиций с новыми, романтическими веяниями. Под знаком просветительских идей развивалось творчество финноязычных писателей Я. Ютейни, К. А. Готлунда, П. Ханникайнена. Их можно назвать крестьянскими просветителями. Они обращаются непосредственно к народу, осознавая себя выразителями интересов крестьянского сословия. «И мы достойны уважения» — эта строка из стихотворения Ютейни, которое стало народной песней, воспринималась как девиз.
      Сын крестьянина Якко Ютейни (1781—1855) писал стихи, рассказы, пьесы, статьи-трактаты, публикуя их в дешевых народных изданиях. Его творчество носило просветительско-дидактический характер. Касаясь самых повседневных тем, он воспел труд, разум, свободу как высшие ценности, необходимые для процветания родины. Особое место в его творчестве занимает прославление крестьянского сословия как основы общества и государства.
      Карл Аксель Готлунд (1796—1875) выпустил в 1829—1831 гг. две книги первого на финском языке литературного альманаха «Отава» («Большая Медведица»), включавшие его собственные стихи, народные песни, поэтические переводы, статьи о финском языке, фольклоре, исторических событиях.
      Первые романтические веяния в финноязычной поэзии обычно связывают с весьма скромным по объему творчеством Абрахама Поппиуса (1793—1866) и Каллио (псевдоним Самуэля Кустаа Берга, 1803—1852). В их стихах преобладает живое лирическое чувство — и любовь, и тоска, и романтическое томление духа, устремленного в неведомые дали, к свободе.
      Более отчетливо романтизм проявился в литературе на шведском языке. В 1815 г. возник кружок так называемых «туркуских романтиков», в который входили А. И. Арвидссон, Ю. Г. Линсен, А. Г. Шёстрём, Ф. Бергбум, Ю. А. Тёнгстрём. Они выпустили в 1817—1818 гг. на шведском языке два номера альманаха «Аура», а в период 1819—1823 гг. ими издавалась газета «Мнемозина». Туркуские романтики выступали с критикой просветительской идеологии и эстетики классицизма, знакомили финских читателей с европейским романтическим движением. Особый интерес проявлялся к философии Канта, Фихте, Шеллинга, взглядам Гердера, к эстетике и литературе немецкого романтизм. В роли литературных посредников выступали шведские романтики, с которыми финнов в ряде случаев связывали личные отношения.
      Туркуский романтизм можно рассматривать как первый отклик на раннебуржуазные тенденции в самой Финляндии и на противоречивость капиталистического развития в общеевропейском масштабе. В отличие от писателей, веривших в идеально-разумное содержание новой цивилизации (для Готлунда, например, колонизация Северной Америки европейцами была лишь победой «разума» над «дикостью», а Ютейни в своих стихах воспевал чисто просветительскую утопию «разумного государства»), романтики говорили о «ложном направлении» современной цивилизации. У туркуских романтиков впервые возникает специфическая для них антитеза финской патриархальности и европейского капитализма. В их творчестве заметна тенденция к абсолютизации субъективного начала. В лирике начинает варьироваться образ поэта-избранника, возвысившегося над всем будничным и прозаическим. Из мира эмпирической действительности, воспринимавшегося как призрачный, поэт устремляется в мир идеальный, в мир вечных духовных ценностей. Лишь тот, писал А. Г. Шёстрём в стихотворении «Грезы», кому открывается духовный мир, способен жить мечтами. Искусство, как высшее выражение духовности, требует жертвенного служения. В лирику входит романтический идеал жизни как беспрерывного творчества. Этот идеал в какой-то мере определяет жизненное поведение, что в особенности характерно для Арвидссона и всей его деятельности.
      С именем Адольфа Ивара Арвидссона (1791—1858) в основном связано так называемое «первое национальное пробуждение». В 1821 г. он основал газету «Або Моргонблад», в которой выступил с требованием гражданских свобод, социально-политических преобразований, развития финской автономии. В конце того же года газета была запрещена, Арвидссон был уволен из университета, власти вынудили его эмигрировать в Швецию. Для романтического стиля Арвидссона — поэта и публициста чрезвычайно характерна сопряженность полярных понятий: движения и покоя, силы и слабости, бури и затишья, бесконечного и конечного, активности духа и «косности» материи. Понимание жизни как борьбы и гуманистического деяния составляло основу его личной этики.
      В обстановке усилившейся политической реакции (1830) в Хельсинки возник литературно-философский кружок «Субботняя беседа». Предметом бесед была, в частности, философия и эстетика Гегеля, их осмысление с точки зрения задач финского национального движения и развития литературы. Практическим шагом членов кружка было создание в 1831 г. «Общества финской литературы», содействовавшего собиранию фольклора, развитию периодических изданий.
      Крупнейшими художественными событиями первой половины XIX в. стали всемирно известная «Калевала», составленная Элиасом Лёнротом (1802—1884) на основе карело-финских народных рун, и поэзия Юхана Людвика Рунеберга, писавшего по-шведски.
      «Калевала» (1835, расширенная композиция — 1849) вобрала в себя сокровища народной поэзии — прежде всего эпики, но отчасти и лирики. Лёнрот встречался с выдающимися народными певцами (особенно в Северной Карелии), от которых он записал варианты эпических песен-рун. Опираясь на опыт сказителей, исполнявших руны в определенном порядке, по сюжетным циклам, Лёнрот окончательно убедился в правомерности объединения рун в целостную эпопею по образцу раннелитературных эпосов других народов. Одним из центральных циклов в карело-финской эпической поэзии являются руны о Сампо — чудесной мельнице-самомолке, символе изобилия и народного счастья. Руны об изготовлении Сампо и борьбе за него составили сюжетную основу «Калевалы». В нее вошли также архаические космогонические сюжеты, руны о «происхождении вещей» (о появлении лесов и злаков, об открытии огня, железа); руны о деяниях мудрого старца, культурного героя-первопредка Вяйнямёйнена (об изготовлении им лодки и музыкального инструмента кантеле, эпизод рождения музыки); руны о приключениях храброго воина-красавца Лемминкяйнена и относящийся к сравнительно позднему периоду цикл рун о Куллерво, в котором слились сказания о социально обездоленном сироте и о гордом бунтаре, могучем мстителе. В «Калевалу» вошла также свадебная лирика и руны-заговоры. Весь этот фольклорный материал Лёнрот объединил сквозным сюжетом, искусно соединяя эпизоды, отрывки, отдельные стихи, взятые из разных сказительских вариантов.
      Расширенная редакция «Калевалы» состоит из пятидесяти рун (22 795 стихов). Как целостная эпопея, она раскрывает художественно-обобщенную картину древнего народно-песенного мира. Поэтическая одаренность Лёнрота проявилась в создании общей композиции, а отчасти в непосредственном личном творчестве — сочинении сюжетных связок и даже отдельных рун. Так, лирическая руна о плаче березы сочинена Лёнротом (фольклорная ее основа минимальна).
      Вопрос о соотношении авторского и фольклорного начал в «Калевале» рассматривался в финской науке по-разному; если в XIX в. «Калевалу» еще часто отождествляли с фольклором, то впоследствии «Калевалу» стали считать авторским произведением Лёнрота. Фольклорная основа «Калевалы» несомненна, но одновременно фольклорная эстетика сложно переплетается в ней с идейно-эстетическими представлениями эпохи романтизма, с характерным для этого периода историческим сознанием. И если в устной традиции эпические события происходят еще всецело в мифологическом (доисторическом) времени, в рамках предания, то в композиции Лёнрота предание уже определенным образом соотносится с последующим историческим временем. Повествование и ход повествовательного времени обретают в «Калевале» четкую направленность движения: от легендарно-мифологического прошлого — к историческому времени, к настоящему и будущему. Отчетливей всего встреча мифологии и исторического сознания выразилась в прологе и эпилоге «Калевалы», сочиненных составителем (на основе фольклорных «песен о песнях»). В них подчеркивается, что руны о героях извлечены из предания и помещены в книгу для того, чтобы они служили новым поколениям.
      В народном эпосе певец обычно не имеет «сторонней» точки зрения на рассказываемые события, не выражает своего к ним отношения. В композиции Лёнрота повествователь уже в прологе называет эпических героев, о которых пойдет рассказ, и затем время от времени напоминает о себе, как бы управляя сложным повествованием.
      Созданный Лёнротом единый эпический свод с непрерывным событийно-сюжетным рядом отражал насущную потребность молодой нации, находившейся еще в процессе становления и самоутверждения, осмыслить собственное бытие в его непрерывности и последовательности, «упорядочить» свою историю, выстроить в единый ряд все известное о себе. После выхода «Калевалы» в Финляндии стали восторженно говорить, что и у финнов есть свое культурное прошлое, своя история. «Калевалу» образно называли «входным билетом», по которому прежде малоизвестный народ вошел в число культурных наций. «Калевала» вскоре завоевала всемирную известность. Она оказала влияние на Ф. Р. Крейцвальда, составившего эстонский эпос «Калевипоэг», на Г. Лонгфелло, создавшего «Песнь о Гайавате».
      Лёнрот издал также сборник народной лирики «Кантелетар» (1841). «Калевала» и «Кантелетар» оказали огромное влияние на развитие финской литературы. При подготовке эпического и лирического сводов Лёнрот исходил из общенациональных культурных задач развития родного языка. В народе фольклор бытовал на диалектах. В период «борьбы диалектов», когда необходимо было выработать нормы общенационального литературного языка, Лёнрот сознательно стремился до некоторой степени унифицировать язык рун, чтобы их могла читать вся нация. Лёнрот был наиболее выдающимся посредником между народной поэзией и литературой в эпоху, когда финская литература больше всего нуждалась в таком посредничестве.
      Фольклорное начало ощущается в творчестве Ю. Л. Рунеберга (1804—1877), одного из крупнейших и самобытнейших поэтов XIX в. не только в финской, но и в шведской литературе. В патетике и образной пестроте стихотворных сборников Рунеберга 1830—1833 гг. ощутимо еще влияние шведских романтиков начала века, и прежде всего Стагнелиуса. Но в отличие от них Рунеберг стремился к конкретности содержания, простоте, лаконизму. Особое место в его раннем творчестве принадлежит стихотворению «Крестьянин Пааво», в котором поэт создает идеальный образ финского землепашца.
      Три года, разделяющие первый и второй сборники, были годами созревания поэтического мастерства и формирования эстетических принципов Рунеберга. Романтический индивидуализм ранних стихотворений уступает место требованию гармонического восприятия мира. Он отвергает риторику и абстракции, пестроту и блеск. Наряду со стремлением к созданию «объективной» поэзии характерной чертой второго сборника является народность. Одновременно с этими лирическими сборниками Рунеберг создает лиро-эпические произведения, освещающие романтическим светом финскую историю. В 1831 г. поэт представил легенду «Могила в Перхо» в Шведскую академию, но она сочла описание дикого финского ландшафта и образ сурового крестьянина Хане темой, недостойной внимания.
      Свои мысли о поэзии Рунеберг выразил в серии критических статей «Взгляд на современную шведскую поэтическую литературу» (1832), опубликованных в «Гельсингфорс моргонблад» и получивших в Швеции название «декларации независимости финской литературы». Но Рунеберг отнюдь не порывал с романтизмом, а лишь выступил с критикой его эпигонов. Своим поэтическим творчеством Рунеберг как бы узаконил право литературы изображать простонародную жизнь, право, которое он защищал и как критик. В поэме «Охотники на лосей» (1832) перед читателями предстал патриархальный сельский мир с курными избами, сценами крестьянских занятий, торпарями-арендаторами, бродячими коробейниками, нищими бобылями. Поэма написана гекзаметром, делится на песни, в ней используются эпические повторы, постоянные эпитеты и т. д. Подобно тому как Лёнрот в «Калевале» создал эпопею на фольклорно-мифологическом материале, Рунеберг стремился создать патриархально-крестьянский эпос на материале современной народной жизни (его иногда называют последним «гомеридом в европейской поэзии»). Рунеберг изображает незыблемую традиционность патриархального уклада жизни, который зиждется на безусловном уважении героев к предкам, к вековым обычаям.
      Идиллическая струя, которая присутствовала в «Охотниках на лосей», получила развитие в последующих произведениях Рунеберга — в поэмах-идиллиях «Ханна» (1836) и «Вечер под Рождество» (1841), повествование в которых перенесено из народной среды в сферу домашней жизни средних классов. Лирико-драматическое начало в поэмах Рунеберга «Надежда» (1841), «Король Фъялар» (1844) заметно усиливается: Рунеберг ввел в финско-шведскую поэзию и балладный жанр.
      В 1848—1860 гг. вышли «Сказания прапорщика Столя» — замечательное произведение шведскоязычной поэзии этого времени. «Сказания», повествующие о событиях 1808—1809 гг., не претендуют на историческую точность, наряду с реальными в них действуют вымышленные лица, домыслены также некоторые ситуации и события. Но поэт не ставил перед собой задачу описать войну с Россией, не принесшую славы шведскому оружию. Он передает ощущение значительности событий, показывает примеры, достойные подражания, стремится пробудить в соотечественниках чувство любви к родине — молодому финскому государству. В «Сказаниях» Рунебергу удалось достичь желаемой простоты стихотворной формы и стиля. Народный характер речи Столя соответствует характеру персонажа — старого солдата; когда же повествование ведется «от автора», поэт переходит на современный ему литературный язык, обогащая стих балладными и песенными ритмами. Рунеберг оказал большое влияние на финскую литературу XIX в., особенно поэзию. Вместе с тем на протяжении XIX и XX вв. велась борьба против антиисторической канонизации некоторых сторон его мировоззрения.
      Иное течение в финском романтизме представлял поэт и эстетик Фр. Сигнеус (1807—1881). Он был сторонником субъективной поэзии, в которой выражался индивидуалистический протест против общественного застоя, гнетущих условий жизни. В творчестве Сигнеуса 40-х годов отразилось его пристальное внимание к европейским освободительным движениям, а также к наиболее драматическим периодам национальной истории (поэма «Чужестранец на родном берегу», 1845; историческая драма «Времена Класа Флеминга», 1851; лирика).
      Это же направление он отстаивал в критике. Ему принадлежит новая трактовка фольклора и «Калевалы». В статье «Элемент трагического в „Калевале“» (1853) он избрал предметом анализа цикл рун о рабе-бунтаре Куллерво, обратив внимание на бунтарское начало в фольклоре и народном сознании. Сигнеус критикует взгляды на фольклор как на «объективную» идиллическую поэзию, выступает против подчеркивания в финском народном характере патриархально-религиозных черт и неразвитости общественных интересов, называет открытие рун о Куллерво «революционным явлением». Новая трактовка «Калевалы» оказала влияние на писателей, обращавшихся к фольклорным сюжетам.
      Выдающееся значение в литературной жизни 40-х годов имела деятельность Юхана Вильхельма Снельмана (1806—1881), философа, литературного критика, видного идеолога финского национального движения. После нескольких лет вынужденной эмиграции, в течение которых он основательно познакомился с европейской жизнью, Снельман в 1842 г. вернулся на родину и в условиях жестокой цензуры предпринял издание оппозиционной общественно-политической газеты «Сайма» со специальным литературным приложением (1844—1846), а после ее запрета издавал газету «Литературблад» (1847—1863). Девизом Снельмана было: «Время идет влево — следуйте за ним». Блестящий полемист, он развернул критику застойных явлений в общественно-литературной жизни, выступил против идеализации патриархальности, сформулировал задачи национальной литературы, в том числе журналистики. С «Саймой» связывается начало так называемого «второго национального пробуждения» в Финляндии. Проницательность мысли, плодотворный историзм характерны для общеэтических суждений Снельмана, его взглядов на народную поэзию, на многие явления финской и европейской литературы. Литература, по словам Снельмана, должна отражать «работу истории» и содействовать ей. С особой силой подчеркивал он связь литературного развития с общественным. Снельман был одним из тех, кто заложил основы финской литературной критики.
      Преобладание поэзии над прозаическими жанрами, открытие национальных фольклорных сокровищ и их широкое вовлечение в литературу, близость к фольклору ряда литературных явлений и вместе с тем постепенное усиление собственно литературной их специфики, преодоление патриархальной замкнутости и расширение связей с европейской общественно-культурной жизнью — таковы главные тенденции развития финской литературы в первой половине XIX в.

      Статья опубликована в книге "История всемирной литературы". Т.6. / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. — М.: Наука, — 1989. — С. 277—281.