Литература Финляндии

      Своими корнями литература Финляндии до сих пор черпает жизненные силы, с одной стороны, в глубокой древности, в источниках устной финской народной традиции и анонимной поэзии, в мире ”Калевалы”, а с другой — через шведскую культуру в европейской традиции, еще на протяжении длительного времени после отделения Финляндии вследствие шведско-российской войны и превращения в 1809 году в великое княжество России. С помощью этих связей, 150 с лишним лет назад, независимая финляндская литература стала искать свое место в европейской культуре.

      Элиас Лённрот

      Национальное пробуждение подчеркивало как самостоятельность, так и желание стремительно продвинуться вперед и стать частью мировой литературы, захватить одной рукой Шекспира, а другой — Достоевского, и творить на финском и шведском языках произведения, не уступающие их гению. В поэзии Й. Л. Рунеберга встретились финский идеал, выраженный на шведском языке, и европейская поэтическая культура как на эмоциональном уровне отдельного человека, так и в понимании истории, представленном в ”Сказаниях прапорщика Столя” (1848, 1860). Изданная в 1849 году ”Калевала” являлась композицией Элиаса Лённрота из поэтического наследия финского народа, а Алексис Киви продолжал своим самостоятельным творчеством создавать национальную индивидуальность. Цакариас Топелиус господствовал своими историческими романами в духе Вальтера Скотта, в особенности ”Рассказами фельдшера” (1851–66), в шведоязычной прозе, которую очень быстро переводили на финский. Положение Киви как основоположника финской литературы — уникальное. Он создал первые финские пьесы, он дал форму лирическому стихотворению, отражающему красоту финского языка, и написал роман ”Семеро братьев” (1870), который вначале встретил сопротивление, но впоследствии стал национальным символом. Этот роман означал переход к реализму от идеализированного описания народа в духе романтизма. Поднятие целины, близкая для Киви тема, приобрела символическое значение: это был труд во имя победы финского начала в области культуры.

      Самобытный реализм

      В конце 19 века финская литература интенсивно воспринимала влияние европейского реализма и натурализма. В то же время установились связи с русской литературой, с ее требованием к подлинности и соответствию с действительностью. В Финляндии реализм получил свой ”домотканый” оттенок: множество недостатков ожидало разоблачения, подлинных представителей народа искали в глуши, испытывали потребность заступать за малоимущих и за женщин.
      В период такого мировозренческого перелома возникла отразившая разрушение жизненного опыта и нравственные противоречия новая литература, во главе которой стояли Юхани Ахо с его проникновением в мир эмоциональных переживаний, и Минна Кант, сурово рассматривающая положение женщин. Юхани Ахо совершенствовал язык как средство выражения психологической чуткости и нашел устойчивый символ в финской природе. Кант, со своей стороны, в своих многочисленных пьесах и рассказах, начиная с ”Жены рабочего” (1885), выражает разочарование и пустоту женщины, вступившей в брак. Женщины живут на милости мужчин, а вожделенный прыжок в свободу обычно не удается. В конце концов, религиозное искупление стало и ее ответом на проблемы людей.
      С тех пор реалистическое направление, отражающее человека в структуре общественных отношений, беспрерывно продолжается в финской литературе, от К. А. Тавастшерна, Йоэла Лехтонена, Ф. Э. Силланпя и Вяйнё Линна к современным прозаикам, таким как Эва Йоэнпелто, Пааво Ринтала, Ханну Салама, Кристер Чильман. Реализм постоянно развивался к более глубокому проникновению во внутренний мир и акцентированию психологического подхода.
      Художественное честолюбие управляло жизненными судьбами, прежде всего, историями женщин, которые с тонкими нюансами изображены Марией Йотуни, Хеллой Вуолийоки и Айно Каллас, и которые часто принимали у них форму пьесы. Цикл ”Нискавуори” Хеллы Вуолийоки стал великолепным выражением уважения к стойкости финской крестьянки, на которой село держится и встречает новые веяния. В романах ”Простая жизнь” (1909) Марии Йотуни и ”Жители Путкинотко” (1919–20) Йоэла Лехтонена обновление в описании народа происходит в углублении интеллектуальных и критических сторон. Волтер Килпи достиг вершины своего повествовательного стиля, основанного на индивидуальном богатстве языка, в романе ”В зале усадьбы Аластало” (1933), в мед ленно развивающемся темпе раскрывающем характеры и жизнь западнофин ских жителей архипелага, собирающихся совместно построить корабль. Силланпя тоже нашел чуткий, раскрывающий существенные вопросы жизни метод описания в романах 1930-х годов ”Усопшая в юности” и ”Люди в летней ночи”. В 1939 году ему присудили Нобелевскую премию по литературе.

      Модернизм лирики и ”новая поэзия”

      В лирике восемь десятилетий независимости делятся на два периода, между которыми остаются годы Второй мировой войны. Стартовый сигнал каждому из них дал произошедший перелом. Но символизм и поздний романтизм еще долго звучали в стихах представителей старшего поколения — Эйно Лейно, В. А. Коскенниеми, Отто Маннинена. Первый перелом привел к торжеству модернизма в шведоязычной лирике, к свободной форме и новому образному выражению. Эдит Сёдергран (1892–1923) освоила смелые, переступающие через грани разных стилей выразительные средства европейской поэзии и заполнила их яркими внутренними видениями своей отшельнической жизни.
      В 1920-е годы финноязычные поэты из группы ”Пламеносцев” с шумом открывали окна в Европу и даже дальше, в экзотические, странно пылающие иллюзорные сады. Постепенно эти поэты, в частности Катри Вала и Эльмер Диктуниус, начинали видеть и растущее в Европе насилие, и возвысили свои голоса в борьбе за мир. Близка к их мыслям была и Хагар Ульссон, писавшая и по-шведски, и пофински, в очерках и пьесах которой пульсировали гнетущее чувство времени и вопрос об ответственности человека. Пьеса Ульссон ”Игра в снежки” (1939) настолько точно предсказывала политическую картину действи-тельности, что ее смогли сыграть лишь после войны.
      Следующий этап модернизма был связан с окончанием Второй мировой войны, когда началось возрождение культурной жизни, находившейся в изоляции и оглушенной шумом пропаганды. Новая поэзия, под воздействием шведских идей сороковых годов и Т. С. Элиота, страстно выясняла отношения с прежними ценностями, пробовала различные возможности стиля и формы, выражала мистические переживания и новую свободу. Эва-Лииса Маннер, Пааво Хаавикко, Пентти Саарикоски и Ласси Нумми подходили к чувству неуверенности своего времени через философию, историю, политику и впечатления от природы.
      Отправными точками в поэзии Эвы-Лиисы Маннер стали эвакуация в детстве и экзистенциальные вопросы, которые проявлялись как в выдаю щемся сборнике стихов ”Этот путь” (1956), так и в противопоставлении сна и жестокости ежедневной жизни во многих радиопостановках и пьесах. Пааво Хаавикко стал мастером множества жанров, чья пессимисти ческая жизненная мудрость подобно хирургическому ножу вскрывает мнимые истины власти, денег, любви, смерти. Пентти Саарикоски представлял собой странствующего искателя, которого приютили традиция классической поэзии и вечная, дошедшая до горячих политических заявлений оппозиция установившимся обычаям, и для которого ежедневный самоанализ был начальной стадией возникновения стихотворения. В лирике Ласси Нумми настроения природы стали глубже и получили метафизическое измерение, выливающееся в форму религиозных картин, не теряя, однако, индивидуальной, легкой меланхолии. На шведском языке по пути модернизма продвигаются Сульвейг фон Шульц, Бу Карпелан, Клас Андерссон.

      Роман после Второй мировой войны

      В сфере романа война долго влияла на выбор тем и изложение пережитого. Еще в канун войны вышла ”Приличная трагедия” Хельви Хямяляйнен — критический взгляд на жизнь культурных кругов Хельсинки. Интерес к этому роману возвратился снова только в начале 1990-х годов, когда Хямяляйнен получила значительную литературную премию за стихотворное произведение ”Сон моего поколения”, посвященное военному времени. ”Шатающийся дом”, трагичное описание брака, написанное Марией Йотуни еще в 1930-х годах, тоже опубликовали лишь 30 лет спустя. Нужно было большее расстояние, чтобы понять произведения этих писательниц, полные горького юмора и уни женных женщин.
      Мика Валтари, в молодости поклонник машинной и городской культуры, стремился отдалиться от современных событий, выбирая исторические темы: ”Синухе, египтянин” (1945) с печалью в голосе и покорной судьбе мудростью выражал неуверенность и чувство пустоты поколения, пережившего войну. Самыми значительными из собственных описаний военного времени оказались ”Неизвестный солдат” Вяйнё Линна (1954), ”Мрачный монолог” Олави Пааволайнена в виде дневника (1946), ”Манильский канат” Вейё Мери (1957). В творчестве Мери абсурдный юмор и случайность ситуаций часто приводят к хаосу. Линна обновлял финское понимание истории трилогией ”Здесь под Северной звездой” (1959–62), в которой жизнью небольшой сельской общины управляют как классовые различия, обостряющиеся в гражданскую войну, так и борьба с природой.

      Международные влияния обновляют роман

      В последние десятилетия центр тяжести в литературе находится скорее в романе, чем в лирике. У представителей модернизма не исчерпалась жизненная сила, а в лирике не происходило нового перелома. Скорее, возникла новая уверенность в себе по отношению к международным течениям, что ощущается, в частности, в поэзии Пентти Холаппа (1927-). Многие из современных поэтов работают также переводчиками, часто даже с отдаленных языков, как, например, Пертти Ниеминен и Кай Ниеминен — с китайского и японского. В сфере романа явно видна связь с международным развитием. Писательское поколение, достигшее среднего возраста, видит национальные травмы военного времени, еще долго отражающиеся в отношениях между людьми и в их жизнепонимании, как показал Антти Туури в своем цикле о провинции Похьянмаа. С черным юмором рассматривает эти жепроблемы Вейкко Хуовинен, направляющий свою критику общественного строя на бюрократическую опеку со стороны государства высокого благосостояния и видящий спасение в попытке человека вернуться к старинной мудрой простоте жизни, что во многих случаях означает выход из общества, как, например, в романе ”Овцееды” (1970), а в конечном итогепревращение в незначительного второстепенного персонажа в природе, как в произве дении ”История деревянного народа” (1984).
      Психологичное описание человека может основываться на жизненном опыте самого писателя, или же на культурноисторических контактах. ”Аксель” Бу Карпелана (1986) повествует о жизни и творческой борьбе Яна Сибелиуса глазами постороннего наблюдателя, кажущегося незначительным, но выдерживающего все во имя дружбы, а ”Мастер” Ханну Мякеля (1995) вычерчивает еще одну вымышленную карту тяжелого житейского пути великого поэта Эйно Лейно.
      Алпо Руут продолжает в своем творчестве широкое описание жизни рабочих, но, например, в ”Жилье” (1969) и в рассматривающей безработицу ”Родине” (1974) он отходит от прежнего пафоса в сторону иронии и в то же время — понимания. Новую индивидуальность, свободную от всякого приукрашивания, создает Ханну Салама, который в 1960-е годы привел блюстителей морали в ужас, описывая в ”Танцах в канун Иванова дня” (1964) гротескную пьяную атмосферу финского ”сна в летнюю ночь”. А его политический анализ ”Где поступок, там свидетель” (1972), выражающий разные точки зрения, — важный указатель пути к одобренным и отвергнутым решениям военного времени.
      В качестве главных тем в новом финском романе часто выступают бессилие и чувство угнетенности. В романах Олли Ялонена системы, построенные людьми в свою защиту, превращаются в зловещую угрозу. За кулисами общепринятых моделей живут позор и насилие, как в романе ”Гостиница для живых” (1983). Меняющиеся рассказчики произведения ”О чьей картине рассказываешь” (1996) показывают, что неуверенность и неожиданности распространяются и на ”договоры” между книгой и ее читателем.
      В мире запретов и свобод движется и Арто Паасилинна. Но он создает в своих романах совершенно другую картину о реальности мировой скорби простого человека, о ее столкновении с правилами и диктатом, о радостном освобождении от опеки общества. Паасилинна стал л юбимцем читателей и за рубежом. Широкий круг верных читателей имеют и Лайла Хиетамиэс и Калле Пятало. Оба пишут романы, основным импульсом ностальгического настроения которых являются воспоминания из собственного детства: у Хиетамиэс из романтичной карельско-русской истории, у Пятало о судьбе мальчишки из севернофинского региона Кайнуу, медленно разворачивающейся в романе за романом.

      Голос женщин

      В произведениях, созданных женщинами, эпическая модель подчеркивает приспособление к суровой действительности будничной жизни, но критика грез и слишком больших ожиданий говорит и об их необходимости. Об этом свидетельствует, например, цикл Эвы Йоэнпелто о жителях города Лохья. Эва Килпи продолжает на линии Йотуни и Каллас, подчеркивая право женщины на эмоциональную жизнь и сексуальность, несмотря на сопротивление общественного мнения. Анника Идстрём интересуется силой зла и запретов в отношениях между людьми: в романе ”Мой брат Себастиан” (1985) идет жадная борьба за власть между матерью и ребенком, а в ”Живой пище” жестокость, расдирающая мифы, обостряется в каннибальские символы. Взаимное отвращение детей и взрослых может распространиться и на сферу экологической гибели и вины, как в романе Лены Ландер ”Дом темных бабочек”. Анья Кауранен описывает переломные моменты в развитии женщины и трудность идти своим путем: начиная с нашумевшего первого произведения ”Сонья О. была здесь”, она бродит между мечтами и жалкой действительностью.
      Страстный призыв к пониманию и темных оттенков жизненной ситуации человека находишь и в рассказах Росы Ликсом. Их темы охватывают как мир вытесненной из жизни общества молодежи в крупных городах, так и умирающие искры жизни в опустевшем селе. Из абсурдного юмора создается необычное сочетание беспомощности человека h выразительной силы языка. В шведоязычном романе ”Чудесные женщины у воды” (1994) Моника Фагерхольм с утонченной иронией описывает столкновение между мечтами молодых горожанок и действительностью.

      Драматургия

      Финская пьеса всегда носила четкий литературный характер: она обсуждает моральные и экзистенциальные вопросы, в частности, власть и насилие, молодость и старость, с точки зрения как истории, так и современности. Юсси Парвиайнен сочетает в своих пьесах поверхностные модные явления современности с отчаянным поиском человека и оказывается в губительном тупике. Йоуко Туркка выбрал своим средством жестокий, но обезоруживающий своей комичностью цинизм, разоблачающий безобразие и в любви, и в политической жизни. Эса Кирккопелто берется смело за трудные исторические процессы и находит в них доказательства о врожденной силе человека и стремлении к более справедливому миру.

      Детская литература

      Послевоенное время изменило и отношение к ребенку: успех поучительных рассказов оказался преходящим — мир фантазии дает лучшие предпосылки для встречи с многообразной действительностью. Это сумел доказать еще Юрьё Кокко классической сказкой ”Песси и Иллюзия” (1944) — поэтической проекцией войны и человечности на плоскость детского понимания и чувства. Лучшие детские писатели дороги и взрослым читателям: рассказы Туве Янссон о мумитролях продолжают читать бабушки и дедушки нынешнего поколения, а в стихах Кирси Куннас и рассказах Каарины Хелакисы чувствуются и боль жизни, и изобретательный, торжествующий юмор. Детская литература играет значительную роль, привлекая новых читателей, поддерживающих репутацию финнов как истинных любителей книг.